– Куда?
– Просто пошли.
Тяну ее за собой, застегивая змейку куртки уже на улице.
– На, – протягиваю ей свою шапку.
– У меня же прическа, – возмущается, трогая свои волосы.
– И менингит в придачу. Надевай.
– А ты?
– У меня капюшон. Хотя в шапке и с голым задом – это, конечно, сильно.
– Может быть, я это платье для тебя надевала. Такая мысль тебе в голову не приходила?
Ее слова вызывают улыбку.
– А для меня?
– Конечно нет, – фыркает, но шапку напяливает. – Серёжа тебе ничего не говорил? Вы не поссорились? – меняет тему.
– А должны были?
– Да. То есть нет… просто тогда все вышло как-то плохо.
– Забей, мы разберемся сами.
Азарина кивает и смотрит себе под ноги. Она пялится на свои ботинки, а я на ее губы. Целый вечер думаю только о ней. Только о том, чтобы поцеловать.
Касаюсь пальцами ее раскрасневшихся на морозе щек, наблюдая за мечущимся взглядом. Татка замирает. Не шевелится. Смелая и одновременно такая трусливая девочка.
Моя девочка. К этому выводу я пришел вполне осознанно, и идти на попятную не собираюсь. Возможно, вся эта муть с отношениями и не для меня… но почему-то именно в этот раз попытаться хочется.
Азарина – это ответственность. С ней нельзя как с другими, и не потому, что она сестра друга. Нет. Вы вообще видели Татку? Она же как только что вылупившийся цыпленок. Ее хочется оберегать.
Смотреть. Слушать. У нее красивый смех, глаза. Она вся сплошной кайф. Мой личный кайф.
Я слишком часто о ней думаю. Зацикливаюсь и хожу по краю нашего с ней замкнутого круга.
Чувствую же, что внутренне сама ко мне тянется, но внешне пока не решается на открытые действия. Так, болтает, смеется. Закрывается. Но при этом не боится показать себя настоящую, без жеманства и наигранности.
Расстояние между нами сокращается. Татка часто моргает, нервничает, а после вообще выдает то, что сейчас совсем некстати:
– Хочу скатиться с горки, – указывает за мою спину.
В центре домов, стоящих буквой «П», действительно возвышается заледенелая гора из нагребенного снега.
Отвлекающий маневр трусихи срабатывает, и я поворачиваю голову. Ожидаемо.
– В платье?
Не упускаю возможность пробежаться взглядом по ее стройным ножкам.
– Думаешь, мне это помешает? – закатывает глаза и отпускает мою руку. – Ну же, не стой истуканом, пошли.
– Сама напросилась, – ускоряю шаг, и Азарина мгновенно переходит на бег, издавая повизгивающие звуки.
– Я, кажется, начерпала снега в ботинки, – смеется, оказываясь на вершине ледяной горки. – Стой, подержи меня. Дай руку.
Стаскивает ботинок, чтобы вытряхнуть снег. Неуклюже балансируя на одной ноге.
– Все?
– Ага.
Опускаюсь на землю и утягиваю ее за собой. Усаживая на свои колени.
– Готова?
– Нет, нет. Я пошутила, передумала-а-а-а.
– Поздно. Держись
Татка с паникой в глазах цепляется за мои плечи, ерзая одним местом. Отталкиваюсь пятками, скрепляя пальцы в замок за ее спиной. Снег сменяется обледенелой поверхностью, по которой мы скатываемся вниз.
– Не отпускай. Только не отпускай меня, – визжит так, что все жители ближайших домов точно ее слышат.
– Я уже оглох.
– Ты сам напросился. Ваня, там сугроб, – вертит головой во все стороны.
– Поздно.
Набранная скорость не позволяет быстро сориентироваться и совершить маневр.
Мы вписываемся в огромную кучу снега, разбиваем ее насквозь, выкатываясь на пруд со слегка подтаявшим льдом, поверхность которого покрыта сантиметровой толщей воды.
Брызги летят во все стороны.
– Мокро, блин. Мы сейчас утонем, Ваня. Если лед треснет? Мы точно утонем. Не шевелись, – шепчет.
– Твои последние слова перед смертью? – копирую ее интонацию и получаю удар по плечу.
– Дурак, – цокает языком и упирается своим лбом в мой. – Мы точно выживем?
Честно говоря, не понимаю, вопрос это или утверждение... Мысли заняты другим.
Перемещаю ладонь на Таткино колено и веду чуть выше.
– У тебя платье задралось.
– А тебе лишь бы полапать, – закатывает глаза. – Как мы отсюда выберемся?
– Ногами. Вставай.
– Я не буду. Если лед треснет...
– Он бы уже давно треснул. Ну…
Азарина боязливо слезает с моих коленей, оказываясь на четвереньках.
– Поползешь? – выпрямляюсь, стараясь отряхнуть мокрые джинсы. Правда, занятие это бесполезное.
– Не встану.
– Детский сад.
Подхватываю ее, практически заставляя встать на ноги.
– Пошли.
– Точно не утонем?
– Выплывем.
– Я все мокрая…
– Серьезно?
– Прости, – окидывает меня взглядом сожаления. – Идея была так себе. Но веселая...
– Обхохочешься. Идем.
– Куда?
– Ко мне.
– Зачем?
– Не шугайся так. Шмотки высушишь. Тут все равно недалеко.
– Ладно. Хотя что ты все-таки хотел получить за выигрыш? Что бы загадал?
21
Тата
– Ладно. Хотя что ты все-таки хотел получить за выигрыш? Что бы загадал?
– Тебя, – Токман нагленько улыбается.
Улыбается и смотрит. Наблюдает за моей реакцией, которой нет. Точнее, я очень-очень хочу ее скрыть.
Возможно, звучит его ответ слегка пошленько, но приятненько. Но, несмотря на какую-то искрящуюся радость внутри, я до сих пор не знаю, как мне себя вести.
Есть ли вообще какая-то общепринятая модель поведения?
Случай в клубе, конечно, показателен. Да, мне было жутко неприятно видеть рядом с Ваней эту Милену или Милану… Кто ж ее теперь помнит?
Но это не повод и дальше вешаться ему на шею. Все-таки, как говорит Агата, в женщине должна быть загадка, а она, между прочим, шесть раз замужем была…
Да и Сонька права, нужно быть немного отстраненной. Такой дамой с приподнятой головой и холодным взглядом. Надо. Но не выходит. Потому что я не такая.
– Блин, я забыла туфли у Димки на квартире, – не могу найти ничего более гениального, чтобы сменить тему.
Зря вообще спрашивала про желание, когда не готова была услышать правдивый ответ. Да и свое не придумала…
А туфли, да, туфли сейчас самое важное, о чем я могу думать.
– Таскать в клуб сменку – прямо как в школе.
Ваня протягивает мне открытую ладонь, и я очень нерешительно кладу в нее свою руку. Хотя еще минуту назад орала как ненормальная, пока летела с горы в его объятиях. Тогда меня ничего не смущало…
И черт меня дернул вообще попереться на эту горку. С другой стороны, так, я избегала еще одной неловкой ситуации, ну, с поцелуем.
Мне понравилось целоваться с Токманом, тогда. В темноте. На кухне. Врать не буду. Но… все как-то быстро. Неправильно.
Хотя… это не может говорить человек, чьи отношения всегда выстраивались за неделю, а после длились не больше пары месяцев.
Карма, видимо, такая. Все меня дурят.
Касаюсь подошвой расчищенного асфальта, наконец-то выбираясь из сугроба. Еще немного, и мои ноги просто примерзнут друг к другу. Колготки можно выжимать. В ботинках хлюпает. Короче, в очередной раз та еще ночка выдалась…
Одно радует, что Токман живет в соседнем дворе.
Такое разительное отличие на самом деле. Возвышающийся Димкин жилой комплекс, построенный здесь пару лет назад, но стоит немного отойти, и вокруг снова кишат дома застройки пятидесятых годов.
– Все, я больше не могу, – еле-еле перебираю ногами, – мне холодно и мокро.
– Идея покататься была твоя, – Ваня вытаскивает из кармана ключи, пару раз прокручивая их на пальце.
– Мог бы и отговорить. Побыть голосом разума, например.
– Голос разума из меня так себе. Заныривай уже в подъезд, пришли.
Ваня открывает дверь и пропускает меня вперед. В этот раз я почти не чувствую перепада температуры. Мне по-прежнему мокро и холодно.
В квартире все происходит по старой схеме. Душ. Сухие вещи и чай.
– Спасибо, – беру чашку из Ваниных рук. Горячий фарфор, а может быть и керамика, слегка обжигает кожу. – Горячо.