Хотя что ж ты, Наташенька? Радуйся! Ты же именно этого и хотела. Чтобы отстал.

Хотела… хотела, но не этого.

Боже, как же сложно.

– И что будем делать? – Сонька придвигает свой стул ближе ко мне и заглядывает в лицо.

– Не знаю. Наверное, все идет так, как и должно быть.

Ага, конечно. Так я вру Соньке. Сама же на следующий день еду в Ванино училище,

в

аккурат после обеда. Сегодня воскресенье, и у него нет занятий.

Очень долго хожу в холле из угла в угол, пока мальчик на проходной, или КПП, понятия не имею, как это называется, звонит куда-то, чтобы Ваню позвали.

Токман появляется минут через десять. Весь взмыленный. Взгляд недобрый. Руки убраны в карманы.

– Чего хотела? – делает шаг в мою сторону, но останавливается на достаточно большом расстоянии. – У меня пятнадцать минут.

– Я пришла поговорить, Ванечка, – смотрю себе под ноги.

– О чем?

Он прищуривается, но мне почему-то кажется, что взгляд становится более мягким.

– Я обидела тебя, а ты хотел обидеть меня, я понимаю, просто…

– Просто? Да у тебя писец как все сложно, Тата.

Пока он это говорит, успевает сократить расстояние между нами до минимума.

Задираю голову, чтобы видеть его лицо целиком, а не только подбородок.

– Ты хотела, чтобы я отстал. Я отстал. Теперь ты приходишь сюда сама… я тебя не понимаю.

– Я сама себя не понимаю, – бормочу, потому что вот-вот расплачусь.

Я правда не знаю, что со мной происходит и почему я так себя веду. Мне просто… просто так сложно определиться. В моей голове очень много рамок. И ведь, по сути, мне бы стоило говорить все это ему. Но я предпочитаю оставить эти мысли в своей голове.

– Извини, что так вышло. Я… мне нужно идти.

– Да конечно! – рявкает, привлекая внимание того самого мальчика, что сидит на входе.

Я успеваю развернуться, но Ванька сразу хватает меня за руку, чтобы притянуть к себе.

32

Смотрю ему в глаза и начинаю рыдать. Не просто плакать, а именно выть. Маска безразличия трескается миллиметр за миллиметром.

Ваня подталкивает меня к сиденьям. Такие железные лавочки-диванчики, как на ж/д вокзалах. Сажусь на твердую поверхность, растирая по щекам слезы.

– Прекрати плакать, – Токман опускается на корточки, крепко сжимая мои ладони. – Я разозлился, вспылил… Хватит рыдать, – встряхивает меня за плечи, очень быстро усаживаясь рядом.

Часто киваю, пытаясь намертво прижаться к его груди. Вцепляюсь пальцами в рукава кителя на предплечьях, словно Ванька может сбежать. Почему-то становится страшно, что он уйдет. Забьет на мои истерики и свалит в закат. Он может, теперь я это знаю…

– Я не буду, – хлюпаю носом, – не буду, – качаю головой, но никак не могу взять себя в руки.

Упираюсь носом в Ванину шею, только сейчас осознавая, как на самом деле я по нему скучала.

Голос, запах, эти его колкости и приколы. Ощущение, что вот он, здесь, рядом. Мне так всего этого не хватало.

Это странно и практически невозможно – привязаться к человеку за такой короткий срок. Но нельзя же… Но, кажется, это не мой случай. Да, я знаю его давно. Конечно, обращала внимание, а как не обратить? У Токмана кричащая манера поведения, ее сложно не заметить. Но это другое…

Отношения не могут появиться за пару дней, так не бывает.  Вот такого бешеного притяжения не возникает за две недели. Разве это нормально? Не знаю.

Но, когда смотрю на него, разговариваю, складывается полное впечатление, что знакомы мы целую вечность. Мне с ним легко. Я могу быть собой. Не до конца, но точно больше, чем с остальными.

– Я не хотела обидеть, я думала, что так будет лучше…

– Кому? – Ваня обнимает, но сразу после моих слов немного отстраняется.

Запрокидываю голову так, чтобы его видеть, и продолжаю свою исповедь:

– И тебе, и мне. Посмотри, что уже происходит. Дальше будет только хуже. Я знаю, я это чувствую.

– Ты еще апокалипсис предскажи.

Ваня ухмыляется, аккуратно касаясь пальцами моей щеки. Этот жест убивает. Выносит все рамки. Все то плохое, чем набита моя голова, растворяется вот сейчас, в эту самую секунду.

Тянусь к нему, испытывая какие-то ненормальные чувства. Зависимость. Иначе назвать просто невозможно. Мне хочется, чтобы поцеловал, или сделать это самой. Обнять его так сильно или же почувствовать его руки на себе.

Крепко-крепко.

В голове кавардак, эмоции зашкаливают. У меня пальцы дрожат от волнения. Со мной еще никогда такого не происходило. Трогаю Ванино лицо в ответ. Обвожу его губы кончиками длинных ногтей, понимая, что улыбаюсь.

Смотрю ему в глаза и не могу остановить поток этой светлой и такой теплой энергии.

Все эти две недели я думала о нем. Пыталась выбросить из головы, но не могла. Не получалось, и, кажется, теперь уже не получится никогда. Потому что Токман – кто-то слишком особенный. Другой, непохожий на остальных. С ним я чувствую себя иначе. Красивее, увереннее, лучше. Он подсознательно, не говоря ни слова, внушает мне эти вещи. Транслирует ощущения.

– Тебе так гораздо лучше, – его губы в миллиметре от моей шеи.

Вздрагиваю.

– Что? – бормочу и саму себя не слышу из-за громких ударов сердца. Пульс такой, словно я бегу эстафету.

– Без линз.

Ваня трогает мои волосы, говорит что-то еще, а я… я вдыхаю и не могу выдохнуть. Я не надела линзы. Ужас. По телу ползет холодок. Такой липкий. Темный. Резко отворачиваюсь и явно ввожу Токмана в состояние раздражения.

Ваня сжимает мой подбородок и заставляет посмотреть на него. Прямо в глаза. А я… все, о чем думаю, это о своей оплошности. Я так сюда спешила, что забыла о дефекте.

Начинается паника. Не знаю, куда себя деть, сразу хочется сесть боком.

– Мне нравится, – фиксирует мою шею так, чтобы не смогла больше отвернуться. – Запомни это раз и навсегда, чтобы не забивать голову фигней. Сейчас точно не место. У нас очень мало времени, – смотрит на часы, что окольцевали его запястье. – Ровно пять минут.

– Пять минут? – хлопаю ресницами и пытаюсь расслабиться. Ведь правда, Ваня уже не раз говорил, что ему нравятся мои глаза. Вот такие странные, но нравятся.

Тихонечко выдыхаю и тяну к нему руки, собственнически располагая свои ладони на грудной клетке, и целую. Первая. Потому что так мало времени. Его так мало, а мне так хочется почувствовать Ванькины губы.

Грубые мужские пальцы зарываются в волосы. Голова моментально покрывается мурашками, и они быстро рассредоточиваются вдоль позвоночника.

Много-много хаотичных поцелуев и прикосновений. Покрасневшие щеки и сбившееся дыхание.

– Ты позвонишь? – шепчу, отрываясь лишь на миг.

– Позвоню. Ответишь?

– Отвечу, – прилипаю губами к его щеке, чувствуя внушительный захват и давление на пояснице.

Токман обнимает меня настолько сильно – еще немного, и раздавит.

Смеюсь, обхватывая ладонями его лицо.

Ваня снова косится на часы и выпрямляется. Поднимается с места, утягивая меня за собой. Я практически вишу на его шее.

Он одергивает края кителя и поправляет рукава сразу, как только я от него отлепляюсь.

– Стой, – роняю из рук шапку, которую хотела надеть, – а… когда у тебя увольнение?

– Не знаю. Но постараюсь, чтобы скоро.

Поднимает мою шапочку.

– Не теряй.

– Хорошо.

Ваня уходит. Взмахиваю рукой ему вслед и медленно плетусь на выход. Когда слышу приближающиеся шаги, оборачиваюсь.

Токман резко подхватывает меня на руки, приподымает над полом и целует. Искорки удовольствия в моих глазах разлетаются на тысячи миль.

33

Иван

– …мы, короче, с Пашкой решили сгонять до студенческого городка. В прошлом увале познакомились с классными девахами, забили встречу, ты с нами? – Жека вытаскивает из только что купленной пачки сигарету. По привычке оглядывается по сторонам, потому что на территории академии курение строго запрещено.